но чувствовала, что он готовился это сделать, прячась и кружа вокруг дома с наступлением темноты. И если в кромешной тьме прошлой ночью ничего не получилось, то только оттого, что накрапывал дождь. Впрочем, он вполне мог под ночным дождем лишь что-то приготовить, облить чем-то, а днем оставалось только спичку поднести…

– Отец, это он, – почти беззвучно прошептала Марина, – он поджег дом, я уверена.

– Я знаю, Мариша, я догадался.

– И что теперь? В милицию заявить?

– Не надо никаких заявлений и разбирательств, дочка. Будет проще, если об этом никто не узнает, да и тебе не будет легче, если его посадят. Он все-таки отец твоего ребенка.

– Вот так просто простить человека, который оставил нас без крыши над головой?

– Но теперь, когда ты знаешь, что это его рук дело, у тебя остается главный козырь: при каждом его приближении, при малейшей угрозе ты говоришь ему, что заявишь в милицию и посадишь в тюрьму. Он трус, он побоится, теперь он для нас не опасен… А с жильем решим что-нибудь…

– Папка, я тебя так люблю! – Марина обняла отца, облегченно вздохнув.

2

Близко к сердцу принявшие огненную беду соседи то и дело подходили к деревянной скамейке, на которой расположились погорельцы, жертвуя кто деньгами, кто курткой, подушкой или одеялом. И вскоре собрался приличного размера баул, завязанный из потрепанного верблюжьего одеяла. И все же надо было срочно какую-то одежонку купить дочери, которая пока еще находилась в детском саду и не знала, что произошло в семье Петриковых. Хорошо еще, что пока на дворе буйствовало лето и до наступления холодов легче будет как-то справиться с бедой.

Давняя, еще с юности, подруга Евдокии Петровны – тетка Клавдия неожиданно из сострадания предложила кров в своем маленьком доме.

– Евдокия, живи с Николаем пока, в тесноте, да не в обиде.

Жалко, Маришку с Оксанкой принять негде, так ведь у нее муж законный имеется, может, он и позаботится, али как?

– Муж – объелся груш, – тихо пробормотала Марина, уставившись на обгоревшие руины. – За несколько минут с двухлетней дочуркой на руках осталась без крова. Я у Алевтины поживу пока, а там видно будет…

В надежде на временное гостеприимство Алевтины Марина все с той же сумкой с сосисками вернулась на работу в магазин, у входа которого перед закрытыми дверями собралась взволнованная толпа страждущих полакомиться свежим дефицитом.

– Что не открываешь, Маринка, обед уже давно закончился! – закричала тетка Валя, устав от варки студня из позавчерашних свиных ног.

– Не кричи, тетка Валя, не гуляла я и не обедала, беда у меня, дом наш сгорел!

– Придумаешь тоже, только бы не работать! – взбесилась толпа неугомонных голодных пенсионерок и мамочек с колясками.

– Не уж то никто не слышал про пожар на улице Лесной? Вот бабы! Нечего трещать языками, сейчас открою…

Собравшись с духом, продавщица просунулась в подсобку, в которой потела над отчетными документами Алевтина.

– Ну что там у тебя? Что случилось?

– Дом сгорел, в один миг, представляешь, все сгорело, ничего не осталось, мамка только документы и деньги успела вынести…

– Ой, мамочки! Ужас-то какой! Живы все?

– Слава Богу!

– Вот и не печалься, добро – дело наживное. Что думаешь делать?

– Пустишь к себе пожить вместе с Оксанкой?

– А чего ж не пустить? Живите! Только сначала с оголтелой толпой голодных покупателей придется разобраться, еще немного и магазин разнесут, а то, чего доброго, и подожгут…

– Типун тебе на язык! Спасибо, подруга! Я поживу недолго, мы обязательно что-нибудь придумаем!

До конца рабочего дня легко справившись с шумными покупателями и распродажей дефицитных колбасных изделий, Марина закрыла магазин на замок с засовом ровно в шесть вечера, чтобы успеть в детский сад за Оксанкой.

– Привет! – услышала она за спиной приятный голос и обернулась. – Это тебе! – недавний знакомый Марины нежданно-негаданно встретил ее цветами.

Красивый букет белоснежных роз после пережитого днем черного едкого пепелища на месте родного дома показался чем-то нелепым из области недосягаемого и непостижимого космоса.

– Спасибо, Данила, мне и поставить-то некуда теперь…

– Почему?

– У нас сегодня дом сгорел… дотла…

– Все живы?

– Да, спасибо…

– Вот и хорошо… Значит, сейчас куда? – Данила обнял женщину за хрупкие плечи, нежно погладил по соломенным волосам и мягко притянул к себе.

От прикосновения спокойных, крепких и заботливых рук Марина вдруг испытала безрассудное, прежде неведомое ей чувство защищенности, как будто навеки вымощенная каменная крепость возникла вокруг и ничего более не страшно.

– В детский сад за дочкой… – прошептала Марина и заплакала.

После того, что случилось, всю вторую половину дня она стойко держала удар, но теперь, почувствовав мужскую защиту, должна была выплакать все обрушившееся горе.

– Не плачь, Маришка, я с тобой, и ничего не бойся! – вытирал он сильной рукой соленые слезы. – Успокоилась? Пошли в детский сад?

– Пошли…

Маленькая Оксанка, играя в песочнице детского сада, приметив маму, тут же побежала навстречу и остановилась с удивлением, глядя на незнакомого дядю.

– А ты кто?

– Я – Данила, а ты?

– А я – Асяна, – не вполне научившись выговаривать свое имя представилась девочка.

– Пойдешь со мной? – Данила протянул руку пухленькой малышке с озорными светлыми кудряшками, и к большому удивлению Марины девочка в красном платьице в белый горошек тут же дала незнакомому дяде ручку и потопала маленькими шагами рядом с ним.

– Ты волшебник, что ли? Почему она с тобой пошла с такой легкостью? Она ведь кроме меня и бабушки с дедом никого не признаёт!

– Вот видишь, она, как и ты, сразу почувствовала, что можно любить того, с кем будет жить.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, что теперь мы будем жить вместе у меня дома.

– Как это? Я тебя едва знаю…

– Вот и познакомимся поближе. Где сейчас твои родители?

– У тетки Клавы… Я вообще-то договорилась на первое время пожить у Алевтины… У нее свой дом, и живет она совершенно одна.

– Я не понял, ты что – против? Я же тебе сказал: я с тобой, и ничего не бойся!

Странно, но исполненная всецелым доверием Марина, действительно, совершенно успокоилась и перестала бояться того, кто с такой легкостью завладел сердцем ее замкнутой дочери.

Отворив чуть покосившуюся серую калитку на окраине района, Данила с Оксанкой и Мариной прошли к небольшому палисаднику, где за столом чаевничали хозяйка дома тетка Клавдия и Евдокия Петровна с Николаем Николаевичем.

– Внучечка наша любимая пожаловала! Где ж теперь, милая, тебе жить придется, – принялась причитать бабуля.

– Мама, папа, познакомьтесь – это Данила!

– Здрасьте! – воспитанная в